офф: warning! ненорматив!

- Твою же мать... - глядя на веселенькие "две полоски", Рена ожесточенно потерла лоб и скользнула рукой к нижней части лица, словно  это позволит ей снять наваждение. Однако полоски никуда не исчезли. В сердцах стукнула ими же об стол и поднялась, принимаясь ходить по комнате из угла в угол. Еще неделю назад у нее была прекрасная жизнь, омрачавшаяся незначительным недомоганием в виде расстройства желудка, тошноты и может быть - легкой формы желудочного гриппа. Хотя заполучить его в разгар летних месяцев надо еще постараться.
"Как, вашу в изгородь... КАК?!" Даже врач, озвучивший данный диагноз после стандартного для всех больных анализа крови, не обладал такой силой убеждения, как "две полоски". "Не понимаю. Мы же всегда...?" Хмурилась, припоминая, всегда ли, и твердо себе отвечала: "Всегда". Играя с Адамом в сексуальные игры, они каждый раз пользовались презервативами... Это записано на подкорке, у обоих. Других мужчин в жизни Рены на протяжении последних нескольких месяцев, к сожалению, не наблюдалось, и именно этот факт бесил девушку больше всего. Будь кто другой на месте Адама, ощущалось бы, возможно, не так болезненно и остро. "Не о том думаешь. Не о том", - тщетно пыталась вразумить сама себя и снова возвращалась к причинам. Что остается? Производственный брак?..
- Не вы первая, не вы последняя, - двумя днями позже отвечал на это доктор МакКуинзи. - Если хотите, я дам Вам направление на аборт.
Рена коротко кивнула, вперив густой, тягучий, почти не мигающий взгляд в край то ли кушетки, то ли кресла. В глазах предательски щипало и плыло, к горлу вновь подкатила тошнота, растекаясь во рту кислым привкусом "жизни". Но ребенок? Нет. Этого не могло быть. Никак не могло быть сейчас.
МакКуинзи взглянул на нее, поправил очки, вздохнул и пододвинул к себе бумагу для заметок.
- Возьмите с собой чистую простыню, полотенце, комплектик сменного белья, - продолжил, записывая это всё, чтобы пациентка не забыла. - Если все будет в порядке, отпустим после в тот же день. Кровь у вас здоровая. Организм молодой, сильный - вы справитесь, - заверил хотя бы в этом, протягивая ей листок.
"Хера с два я справлюсь", - подняв на мужчину мутный взгляд, схватила бумажку и мрачно запихнула в свой чехол для телефона.
- Я приду, - согласилась резко и поднялась. Надо было бы подскочить и покинуть кабинет, хлопнув дверью за своей спиной, но не смогла. Блять. Что же ей так х...ево?
- Через два дня, с утра. Время в верхнем углу, чтоб не забыть.
- Отлично, - с той же "радостью" в голосе отозвалась Рена и пошла из кабинета прочь, изо всех сил стараясь не выблевать свой завтрак на чистенький пол. Два дня. Ей осталось продержаться ровно столько... И что она скажет Адаму потом?..

"Ебать... все равно это сделаю. Похер", - поймав свое бледное отражение в зеркале, Рена демонстративно отвернулась, старательно запихивая в сумку всё, что требовалось для аборта. Сверившись со списком от врача, со злостью скомкала последний, швырнув в корзину для бумаг, и широким шагом вышла из комнаты, напрочь забыв о тестовых полосках, все это время живших в  тумбочке, на которой стоял ночник. И сделала это бесшумно, не оставив ни записки, ни адреса... и кажется, уловив звук будильника то ли Мел, то ли Адама. Застыла на мгновение. Подумала, что наверное, обеспокоятся, когда не найдут к завтраку, но... "К черту сомнения", - так и не придя к какому-либо выводу, шагнула за порог. Ее решение - самое правильное решение, так всем в этом доме будет лучше.
"Блять, что я делаю?!" - сомнения догнали собственно "на кресле", приводя в ужас. "Это не я. Этого не может быть. Этого НЕ ДОЛЖНО быть". Рена сжалась в комок. Бледная. Встрепанная. С прядью волос, налипшей на лицо, вцепилась в ручки кресла и глухо утробно завыла:
- Не хочуууу...
- А направление, милочка? - раздался голос медсестры над ухом. - Так надо, - доброжелательно напели ей. - Это не больно, врач сейчас придет.
Блестящие, новенькие, стерилизованные инструменты холодно и хищно сверкнули в свете ламп.

Рена была все такой же. Бледной. Болезненной. Встрепанной. Только больше волос налипло на лицо. И руки до судорог сжаты в кулаки, глухо стукнувшие о поверхность двери, когда за спиной она все же захлопнулась. Боги... Рене хотелось рыдать и метать, ощущая всю мерзость самой себя и своего поступка. "Адам, прости".

Отредактировано Irene Fall (2016-08-22 21:53:53)

- Адам? - девушка заметила его только тогда, когда мужчина шагнул ближе, буквально заставляя заметить себя. Ни разу, кажется, за весь предшествующий период жизни её мысленное "желание" не исполнялось с такой скоростью. Просила прощения у Адама? "Вот тебе. Вот он сам, собственной персоной", - тонко намекала Вселенная, в очередной раз сведя этих двоих лицом к лицу. - Как... как ты...?
"Как ты здесь оказался?" - первая более-менее оформившаяся мысль попыталась растянуть уголки губ улыбкой (забавная же ситуация, ну?), но потерпела сокрушительное фиаско. Полное и окончательное, потому что следом накатило волной: "Как ты узнал?" И всё это на фоне мерзостного от самой себя ощущения, как ей вообще могла в голову прийти такая мысль - сделать аборт? Чего только Рена ни испытала, сидя в чертовом кресле, напоминающем средневековые орудия пыток... Наверное. Наверное, в ее представлении, они именно и должны так выглядеть, потому что именно там вся никчемная жизнь пронеслась перед глазами. Рене почти двадцать. Почти. Она еще даже не достигла порога полного совершеннолетия. Но с 18 имела полное и законное "право-тире-обязанность" отвечать за свои поступки, как взрослая... Она же хотела повзрослеть? И вот, пожалуйста, жизнь сполна преподносит такую возможность, только... отчего же тогда так тошно и радостно одновременно?
Господи... она чуть не стала убийцей. Чуть сознательно не отправила на тот свет совершенно и абсолютно беззащитную, полностью зависящую от нее одной, маленькую, едва затеплившуюся жизнь. Чем тогда она, Рена, отличается от террористов? От тех, что стреляли в подростков на ее глазах? Опустив взгляд, неосознанно прижала ладонь к животу, словно спрашивая себя, есть ли она там еще?.. Спрашивая - и защищая. И мысленно прося прощения за всё-за всё... Господи, да. Она боялась. Она и сейчас боится, испытывая глубочайший страх... перед будущим, перед тем, что вообще дальше её ждёт. И не только её же, но и ребенка, за которого уже в ответе. Как она могла? Ее мать никогда бы так не поступила.
"Мамочка, помоги мне", - воспоминания о матери, об отце, о той семье, что была когда-то, нахлынули резко и неожиданно, пробивая до слёз. Рена не уследила, как пара прозрачных и соленых капель все же сбежали от уголков глаз... невидимых ни для кого потому просто, что она стоит, опустив голову. Стоит, настолько погруженная в свои мысли, что не видит Адама. Не слышит слов. И лишь на каком-то глубинном инстинкте вспоминает о нем, о его присутствии, о том, что он вообще находится рядом. Как сквозь толщу воды, начинают наконец пробиваться к сознанию слова, и Рена в очередной раз угадывает... Угадывает, что он, кажется, сильно рассержен. А может, расстроен? Или разъярен? "О чем там Адам разоряется?" Девушка чуть приподнимает голову, осознавая, кажется, одно: практически никогда до этого момента Адам не повышал на нее голос.
На щеках ещё поблескивают дорожки слёз, но она уже не помнит о них. Всё её существо заполняет лишь гнев... и повышенные тона, и... "Несправедливо!" - мгновенно накатывает волна возмущения. - "Я не заслужила!" В конце концов, она же не убила никого! (И в этот момент совершенно не вспомнилось, что Адам насчет последнего пока не в курсе.)
- Не ори на меня! - огрызнулась, решительно выпуская "коготки". - Вот, значит, как? Всё, что тебя интересует - это условия, мать его, контракта?! - вскипела быстро, как всегда... Впрочем, сейчас даже еще быстрее, потому как беременность лишь прибавляла нестабильности ее и без того очень трудно управляемому характеру. - Хочу напомнить, блядь, что дети в нем не предусмотрены! И то, что переспали пару раз, еще не делает тебя отцом! - в смысле... уже сделало, конечно, да только прав отцовских, с точки зрения рассерженной девчонки, не дает. - Так что не вижу разницы, когда тебе всё рассказать - до или после! И - конечно! О каком вмешательстве в личную жизнь может идти речь, когда в животе ребенок! Мне как-то сложно представить что-то более личное, чем это! А тебе, мой "положительный герой"? - злого, ехидного упрямства в ее словах было столько, что стоять могла не только ложка, а целый столовый сервиз. - Это твой гребанный контракт заставил меня жить с тобой под одной крышей! Это благодаря ему я лишилась любимой работы! Это из-за него я, считай, потеряла самого дорогого для меня человека! По причине того же контракта оказалась в той школе и да, блядь, смотрела, как выродки в масках в упор расстреляли подростков! - опустим тот факт, что благодаря контракту много чего хорошего случилось тоже... Рена избежала тюрьмы, перестала (кажется) угонять машины, жила и вращалась (теперь) в иной среде, не связанной с преступным миром... а значит, имела шанс на исправление и получение чистой биографии. Многие ли из нас помнят о хорошем, когда злятся? Каждый норовит укусить побольней. - А ты стоишь тут и читаешь мне лекцию о своих же правах?!! Шел бы ты на хер, Адам! Это моя жизнь! - И о чьей жизни Рена больше думала в этот момент, о своей или о жизни ребенка, она б не смогла разделить и сама. - Моя и ничья больше!
Адам... Не смотря на его прошлое и детские воспоминания, тоже не привык, что на него повышают голос. ЖДа и сам он голос повышать не привык. И, если быть совсем уж откровенным - это был единственный раз, когда он позволил себе орать, наплевав на то, как это воспримут окружающие.
- О каком, к черту, контракте, ты говоришь?
Рыкнул, буквально пригвоздив девчонку к месту. Взглядом. Пока что. А после, если понадобится, использует и "грубую силу"... Применил бы. Если бы Рена не продолжила сыпать обвинениями. И, нет, она не знала, они никогда об этом не говорили. Но каждое слово... Если сказать, что оно било точно в цель, это будет слишком просто. Эти слова били по тем шрамам, которые, как надеялся Адам, никогда не разойдутся. И это как-то сразу сбило всю агрессию. Навалившись гранитной усталостью на плечи.
- Я не заставлял тебя бросать твою работу, - успокоился уже, переходя на спокойный тихий тон. - И никогда не заставлял тебя прерывать с кем-то отношения или общение. Это был твой выбор. Не мой. Если тебе легче обвинять в нем меня - обвиняй, - рассмеялся тихо, пожав плечами. - И ладно, хорошо! Я отправил тебя в ту школу. Ладно, я виноват в том, что именно эту школу выбрали эти выродки. И, можешь мне поверить, я себе этого не прощу до конца жизни. Как и ту, другую... - сболтнул лишнее, но даже не понял этого. - И ты можешь сколько угодно кричать о своей личной жизни, но когда речь идет о ребенке, эта личная жизнь касается двоих. И я еще раз спрашиваю, какого хрена ты не рассказала об этом мне?
- Молодые люди, - к разговоры на повышенно-пониженных тонах подключился в меру уравновешенный, но строгий доктор. - Здесь отношения не выясняют. Подумайте не только о себе.
Девушка едва ли расслышала его слова, однако последняя фраза болезненно подцепила чем-то острым под ребра.
- Я... - Рена приоткрыла, было, рот, сказать еще что-то... в глазах сверкнуло почти-отчаяние, растерянность и сожаление, но к горлу так неожиданно подкатила тошнота... Девчонка зажала рот ладонью, резко оттолкнулась от плеча Адама на пути и судорожно рванулась к интернациональным буквам. Благо, в этом отделении они на каждом шагу.
- Вы бы поосторожнее, - буднично отметил врач, теперь уже обращаясь к Адаму. - Будущей мамочке лучше не волноваться. - Посмотрел на мужчину, поправил очки и еще раз для верности подтвердил. - На месте ребенок, отказалась она. - За сим его внимание поглотила очередь: - Кто следующий на прием, проходите.
А Рена... На какое-то время Рена просто "зависла" над унитазом. Тошнило с чувством - даже при том, что с утра вообще ничего не жрала... И отнюдь не потому, что не успела. Позывы следом выдавили слёзы. А со слезами... кажется, все-таки уходил тот безумный адреналин, который принесла с собой неожиданная встреча с Адамом у кабинета. Рена тихо сползла на пол, приходя потихоньку в себя и пытаясь хотя б отдышаться. Господи, она столько всего ему наговорила, что становилось еще более противно, еще более мерзко... и всё от самой себя. Она... "Что же это я такое делаю..." - выдохнула в потолок, все еще не поднимаясь с пола.
Спустя почти полчаса, Рена наконец умыла лицо, завязала волосы в хвост, чтобы хотя бы этим - привычной прической - заставить почувствовать себя лучше, и рискнула выйти обратно в коридор, вновь натыкаясь взглядом на мужчину. Конечно... он вряд ли так просто бы ушел.
- Адам... - остановилась рядом, прислонившись плечом к той же стене, не поднимая глаз. Ей... пожалуй, впервые за долгое время было крайне неловко и ужасно стыдно. - Я дура. Я полная дура. - "Мне страшно". - Простишь меня?

офф: диалог совместно с Адамом

Отредактировано Irene Fall (2016-08-25 21:57:08)

Рена запомнила это объятие. Осознанно или нет, буквально вцепилась в Адама руками и зубами так, что не оторвать. Сжала изо всех сил, причиняя, наверное, боль или, как минимум, большое неудобство. Почти укусила плечо, присборив зубками ткань, чтобы сдержаться, впервые за несколько месяцев в какой-то момент осознавая, что это он, Адам, сейчас самый близкий ей человек на всем белом свете. Случись что, кто про нее вспомнит? Только он, да, может, Рен и Мел еще обеспокоятся... Больше и не нужна особенно-то никому. Блаю уже тоже. Уже даже предательски всхлипнула носом и судорожно вздохнула, но... отпустила. Отстранилась. Самую малость успокоилась хотя бы в том, что Адам ей не отказал, хотя, наверное, мог бы... разумеется, мог бы послать на все четыре стороны.
- Поедем, - тихо кивнула, безропотно дав себя обнять, и до самого дома не проронила более ни слова. Чего сидела? О чем думала всё это время? Проще сказать, о чём НЕ думала, наверно. Больше не думала и не хотела думать об аборте. А в остальном... Как неожиданный дождь, ливнем обрушились воспоминания, близкие и далекие, о себе и об Адаме, и даже те, которые успела похоронить за сроком давности, придавив их тяжелой гранитной плитой имени смерти родителей. Мысли о настоящем настолько переплелись разом с прошлым и будущим, что отделить одно от другого - задача не просто невыполнимая... Она не возможна. Рена... ощущала себя почти так же, как, должно быть, чувствует себя уже обглоданная кость внутри стаи голодных собак: они с ней еще не закончили... Всё только-только начиналось. Гладкая, безупречная стена пошла трещиной, зигзагами вдоль основания, и значительный кусок её вот-вот, видимо, рухнет. Вопрос только в одном: насколько сознательно для Рены это произойдет и происходит.
Хлопок и незаметный в любое другое время щелчок закрывшейся двери вызвал в паникующем мозге картинку глобального землетрясения, и Рена... честно говоря, предпочла бы забиться куда-нибудь под стол, а еще лучше - под диван, и переждать, чем снова ввязываться в словесные баталии или хотя бы подать голос из-под воображаемых завалов... Зачем? Если под ними в общем-то неплохо и спокойно. Надолго ли - уже другой вопрос... Вопросов же Адама Рена сейчас боялась так, как, кажется, ничего до этого в жизни.
- Отказалась, - отозвалась хрипловатым эхом, оставляя проклятую сумку на ставшем уже легендарном (и весьма удобно расположенном для этого) диване, и прошла дальше, в кухню, открывая кран-фильтр - так хотелось воды. Даже прополоскав рот, не избавилась от противного кислого привкуса на языке, и дрожащей рукой набрала чистой фильтрованной воды в стакан... Никак не могла удержать ровно. - Я не смогла, Адам, - сделав несколько жадных глотков, со звонким стуком переставила на стол, и взглянула наконец в его лицо. "Тебе легко рассуждать". - Ты понимаешь? Не смогла, - тыльной стороной ладони потерла защипавший нос. - Мама никогда бы так не поступила. Ей в голову бы даже мысль об аборте не пришла. А он в чем виноват? Ребенок в чем виновен? Ну, может, с родителями ему не повезло, что мать такая раздолбайка, но я ведь... Я не убийца, Адам! - Девчонка ухнула на стул на несколько секунд закрыв лицо руками. О ней можно говорить разное... она кто угодно, но только не убийца. - Я не ублюдок с автоматом, - всхлипнула, дрогнув плечами, однако... подойти к себе или обнять, там, не позволила. Сама смогла себя в руки взять. Нечего тут... раскисать квашеной капустой. Быстро утерла кулаками глаза (как делают все маленькие дети), словно и не заметив этот жест, и продолжила, пока не передумала... пока слова продолжали крошиться и падать, что камни из стены.
- И я не знала, как сказать. Как сказать Мел, что у меня... что у тебя... у нас... - под этим градом запнулась и потерялась окончательно, но хоть отцовство точное они установили. - Я и сейчас не знаю, - прибавила, скатившись к шепоту, расписываясь в собственном бессилии решать проблемы... ну, для начала хотя бы словами, а не привычным разводным ключом. Закрыла ладонью нижнюю часть лица, напряженно удерживая себя от того, чтобы скатиться в истерику, но было видно - отчетливо видно - как дрожит рука. Заметив это, Рена вновь сжала ее покрепче и опустила на стол. К черту. Хватит быть маленькой слабой девочкой с опухшими от слез глазами.
- И ты прости меня, - повторила свои извинения, - мне там так хотелось ударить тебя побольней. - Выговорив, вывалив всё это на него, мужчину, снова чуть попила, но не справившись, звонко разбила стакан, не удержав в руке. - Черт, - выдохнула тихо, начиная суетиться еще и по этому поводу. - Дай мне тряпку, сейчас уберу. - Отодвинула стул. Опустилась вниз даже, на колени, принимаясь подбирать самые крупные осколки, и неожиданно ловя себя на том, что - блять! - у нее кружится голова. Из-за чего ладонь, чтобы сохранить равновесие, угодила в самый рассадник мелких стекол. Рена с удивлением смотрела, как вода на полу окрашивается чем-то ярким и красным, расплываясь перед глазами в калейдоскоп.

Если бы он знал, если бы только Адам знал, на какую почву падают его слова, в какую "землю" попадают. Рена не зря спрашивала его тогда, что это за фотография и откуда она вообще взялась. Да, ничего не сказала в тот раз, но о лицах родителей не позабыла, и совершила "преступление": выкрала фото, чтобы только сделать копию себе. Потому как у нее ни одной фотографии на руках так и не осталось... Рена даже не помнила, как так получилось и почему. Порвали их, просто потеряли или сожгли? Или выкрали по жестокости дети, у которых родителей не было, втайне завидуя ей. Однако... факт есть факт. И обнаружив фото здесь и в этом доме, Рена долго пыталась сложить три с двумя, чтобы в итоге получить четыре.
И она про себя, черт... Это она - дерьмо, потому что хотя бы на миг - но допустила мысль об аборте, и... "И ты не прав. Ты ее знаешь... Точно знаешь, иначе не был бы на одной фотографии с ней... с ними..."
Всё, что девчонка могла делать, это смотреть, слушать и молчать. Молчать и слушать. Молчать и смотреть...
Отметить краешком сознания, что кто-то (вот интересно, кто, когда их только двое, она да Адам?) буквально заставил ее подняться и водрузил обратно на стул. Ладонь чуть сжалась, и осколки радостно впились в Рену с новой силой. "Вот тебе", - выговаривала себе и о себе, конечно. - "Вот тебе, ясно? За то, что помышляла, и хотела, и..." И за то, что не сделала, тоже, потому что много, много непокою принесет с собой ее беременность. Если еще не знала, то уже догадывалась об этом, завороженно глядя, как от ладони вниз переплетаются красные "ленточки". И да, она знала, что Мэл ему как дочь... Помнила. Учитывая первое знакомство.
Пока Адам искал аптечку, Рена сидела и размышляла, а любит ли она своего ребенка, и доступно ли ей чувство такое - любовь? Похороненное глубоко за давностью лет, девушка вряд ли помнила, что это такое... но ассоциация с "большим, светлым, чистым, уютным и теплым" осталась. В данный конкретный отрезок времени ее ребенок не подпадал ни под одно определение...
Большое. Шутите, что ли? Она его еще даже не ощущает. Светлое. Уже смешно, да? О чем таком "светлом" может идти речь, если в Рениной жизни ничего такого нет? И ребенок-нежданчик появился из производственного брака знаменитого на весь мир резинового изделия номер... какой там номер? Два? Пусть будет. Вполне подходит для определения второсортности ее существования. Что там еще было? Чистое? Самое чистое, что исторгла из себя Рена - опять же, до сей поры - это продукты бесконечных позывов в туалет то для одного "конца" организма, то для другого.
Девчонка цинично усмехнулась, приблизив лицо почти вплотную, и продолжила с интересом следить за узким красным серпантином, уже добравшимся почти что до локтя. Что там остается? Уютное и теплое? Ну... допустим. Допустим, что спать в теплых объятиях Адама было вполне себе уютно и даже ей нравилось. И сам процесс... да... был весьма неплох, но всё ещё не имел в её сознании никакой связи с ребенком, кроме "химической реакции" на горелке "страсти".
"Ничего себе, так, лабораторный опыт получился", - тяжелый вздох. И все-таки... Любит она или нет? Адама - вряд ли. Ребенка... Так там и любить вроде нечего. А вся ее тирада - всего лишь дань врожденной тяги к справедливости и стремлению добиваться последней для любого... Не обязательно и не только для себя. А для кого тогда?
Рена и не заметила, как он вернулся. Как сел рядом, что-то сказав, и поймал в захват ее запястье. Неосознанно напрягла пауза в разговоре, в котором девушка и присутствовала, и не присутствовала одновременно. Нет, она знала, что с ней говорят, слышала, что именно ей говорят, могла бы даже ответить - и вряд ли ошиблась бы с выбором фраз. Но все эти слова словно собирались в одну большую бешеную машину марки... да хотя бы Белаз, да. Которая вот-вот выскочит на нее по встречке - стоит только решиться "на обгон". И все решать будут безумные несколько секунд...
В эти несколько секунд тишины девушка чуть распрямилась, взгляд поднялся выше, упираясь сначала в его руку, удерживающую ее запястье, затем скользнул дальше - до плеча и к лицу. И плевать, что Адам почти не смотрел на нее. Хватит того, что она на него смотрела... словно следила за тем, с каким тщанием и осторожностью он выуживает мелкие осколки из ее ладони. "Контракт с армией США..." И не знает он, да?.. "А я, кажется, знаю". Интересно всё-таки, кто виноват в том ДТП?..
Детские воспоминания спутались и смазались, но пришедшая в голову мысль казалась поистине страшной. Или виноват он, или... или, скорее, винил себя за то, что ее родители погибли, а он сам - остался жив. Может такое быть? - сама себя спросила Рена. И, в общем-то, сама себе ответила, что: - "Может", - склоняясь больше ко второму варианту. Адам, которого помнила она, вряд ли намеренно отправил бы на тот свет таких людей. Скорее, сам хотел свести бы счеты с жизнью, а жизнь словно насмехалась: "Вот как раз ты и поживешь".
Наверное, нечто подобное испытала тогда и сама Рена. И если бы не няня, оставшаяся в тот роковой вечер рядом с ней, кто знает, что сделал бы ребенок от непонимания того, почему, черт побери, все рядом плачут? И почему... Почему родители никогда не придут? Больше. Никогда. Не. Придут. Честно говоря, те похороны были первыми в ее жизни, и Рена помнила их весьма смутно, если не считать ее няни, мисс Ньюман. В общем... осознание простой истины далось тогда не легко. Уходят все. Даже самые родные. Уходят в любой момент, не спрашивая того, хочешь ты этого или нет. А там...
Что находится именно там - обязательно узнает каждый в свое время. Вот только приближать этот момент не стоит... Плохая идея. Во всяком случае, ничем хорошим она не заканчивается. Рена пробовала. Наглотаться таблеток. И после этого ее запретили забирать мисс Саре... даже на прогулку. Даже на время. Сара Ньюман - была последней ниточкой, единственной, связывающей Рену с прошлым, перед тем, как ее окончательно поглотила армия детских психологов и кромешный ад детского дома.
Рена молчала, автоматически зажав рукой стерильную салфетку по просьбе Адама. Молчала и когда он вернулся. И пока заканчивал перевязку - тоже молчала. Хрен его знает, что сказать... Что она не его имела в виду? Так слишком поздно. Что Адам не убийца? Слишком для него лживо. Что он не знал? Так слишком очевидно. И рука жжется, и хочется ее "отобрать", чтоб не мучали, как в детстве. Но он же не даст, пока не закончит. "Папочка". Неожиданно фыркнула, маскируя смешок, и стоило Адаму закончить с ее рукой - поднялась и ушла. Двигаясь временами не слишком уверенно, зато очень целенаправленно, в свою комнату, где хранились ее маленькие тайны. Пожалуй, она нашла даже, что ответить. В смысле, почти нашла.
- Да где это? Куда же я переложила? - обыскала тумбочку, выудив на свет божий тот самый тест с двумя полосками. Перерыла сумку, заглянула даже в ящик с инструментами, пока не вспомнила. Да! В автомобильном журнале между страницами. И действительно... Там.
Обратно в кухню Рена вернулась, пряча руки за спиной, чтобы не портить своего "сюрприза". Лишь бы не убил, честно говоря, после всех сегодняшних-то потрясений.
- Помнишь, я у тебя спросила, что это за фотографии? - подала голос, положив фото на стол. На одной стоял молодой 20-летний (скорее всего, моложе даже) Адам. Рядом - молодая миловидная женщина по имени Карен. И на его шее сидела девчонка лет пяти. На другой - к той же женщине и девочке прибавился мужчина средних лет, примерный семьянин и просто хороший человек. Они все вместе сидели за ужином. Ну и... гости, разумеется. Тот же Адам. Тот же... да не тот. - Вот эта явно из зоопарка, - двинула в его сторону первую. - Мне было плохо видно, и ты посадил меня на шею, - чуть усмехнулась. - А как-то после ужина, - подвинула вторую ближе, - читал мне сказку. Помнишь? - секунду помолчала. - Так хорошо читал, что сам заснул.
Разумеется, эти фотографии были всего лишь копиями с тех, что хранились у Адама и оказались столь опрометчиво найденными Реной во время весенней генеральной уборки. И разумеется... именно эти воспоминания в детском доме Рене пришлось похоронить. А потом они так неожиданно всплыли здесь. В этом доме. В доме, который не должен был не иметь никакого отношения к ее жизни. Неужели... Неужели всё-таки родители "привели"? И решили "встретить" их по прошествии многих лет и многих же событий? В случайность верить не хотелось, хотя... наверное, случайностью такая встреча и была.
- Это мои родители, - еще раз подтвердив наверняка уже найденную отгадку, Рена, сама не зная, для чего, положила сверху свидетельство тех самых "двух полосок" и отошла в сторону - заглянуть в холодильник в надежде найти хоть что-нибудь пожр... в смысле поесть. Нечего ребенку такие слова слушать, даже если они не высказаны вслух. При этом... "найти" требовалось что-нибудь такое, что удержится в желудке, а не захочет немедленно сбежать за его пределы, как преступник из камеры.

Отредактировано Irene Fall (2016-08-30 16:34:36)

До холодильника Рена банально не дошла... Повело в сторону так, что пришлось сесть. Буквально рухнуть на стул рядом с Адамом, невольно приложив ладонь к животу, чтобы унять голодное рычание - так ворчит обычно двигатель, когда ему страсть как не хватает топлива. Вчерашнее он, между прочим, все переварил и совсем ничего не оставил. Но встать? Готовить? Не сейчас. Для начала отсидеться немного. "Ириска..." Сотню лет, кажется, такого обращения не слыхала. Так, пожалуй, только отец с матерью и называли. От этого как-то... и горько и сладко, и невыносимо и хорошо, и все это одновременно. "Это запрещенный прием". И все-таки, несмотря на это... Несмотря ни на что, Рена оказалась рада разделить эти воспоминания.
- Ты тоже, - улыбнулась сумрачно и утвердила, - изменился.
Адам нынешний как-то и не похож совсем на того, другого, которого знала и о котором позабыла на долгие 13 лет. По факту все 15... Хотя по первости по нему еще скучала, не понимая тогда, куда Адам так неожиданно пропал. Может, и обижалась даже - уже не помнила. Потому что все обиды, возникшие в "семейный период" ее жизни, измельчали и весьма сильно потеряли в важности и значении после того, как Рена, собственно, ее лишилась. Даже производное от имени и то изменила, чтобы не напоминать себе о боли лишний раз. Что-то она совсем расклеилась. Особенно, когда Адам пустил в дело запрещенное "оружие"... Чем еще назвать чертовы воспоминания и прикосновения к ней?
- Эээээй, - недовольно протянула, тщетно пытаясь "уйти" от трепания по волосам. Ну она же не маленькая девочка, в конце концов. И между прочим, давно выросла, хотя фраза "я есть хочу" так и вертелась на языке. И вот честное слово, если Адам сейчас сам не догадается... Желудок заворчал еще громче, наконец-то побуждая к действию. Наконец-то.
Рена вздохнула с облегчением. Теперь как-то и лучше, и веселее слушать дальше.
- Представляю, - хмыкнула в подтверждение, с куда большим вниманием следя за дверцей и полками холодильника. Интересно, что там, вон в той кастрюльке, мм? Кажется, бульон. Впрочем, с каждым словом Адама о родителях безусловно соглашалась... Она тоже помнила их хорошими людьми. И пусть даже не спрашивала, как именно появился Адам у них дома, очень по нему после исчезновения скучала. И снова кивнула на "мисс Браун". Вот ведь всё-таки память у него! Не ошибается. И описывает очень точно. И зачем-то еще говорит, говорит, говорит...
- Меня там не было, - вставила негромко. - В машине. На вечер к няне сплавили тогда. А после... - только рукой махнула. Ну, кому охота сейчас копаться во всех этих воспоминаниях? Какая от этого польза? О том, что ее мир навсегда перевернулся, говорить не стала. Слишком очевидно. А "снова" Адама царапнуло слегка. Рена коротко, исподлобья, взглянула ему в спину, вспоминая зачем-то самый первый вечер. Когда осколки из нее пинцетом вытаскивала. После того, как Адам в клубе заступился... О чем они тогда только ни говорили. О ее первом приводе. О родителях. О программе. О мотивах. О брате его... "Значит, первый раз мир все-таки брат перевернул?" Тихо вздохнула, вспоминая еще один из вечеров. Вскоре после него и исчез наверно? Ну... Ну, может быть. Ну, кажется. Ни за что сейчас не поручится по прошествии такого количества времени-то.
И ладно. Пластырь, так и быть уж, принесет. За все хорошее, чтоб все-таки между ними было. Но сделать это просто так? Увольте. Добыв из той же аптечки пластырь, Рена подошла к Адаму, облокотившись рядом, и вскрыла упаковку.
- Давай сюда, - перехватила руку из-под струи холодной воды и так же, как до этого делал он сам, припала к пострадавшему месту губами - "отвести" выступившую кровь. Вдохнула посильней, работая "насосом", и выпустила палец, быстренько подушкой пластыря порез таки закрыв.
- Я тоже по тебе скучала. Первые пару месяцев, когда пропал. А потом... Всё стало неважным и потеряло смысл. - Встретилась с Адамом коротким взглядом и уточнила. - Мы есть вообще сегодня будем? - усмехнулась и переключилась на полотенце, вытирая руки. - И вот еще что. Не надо больше трепать меня по волосам.
Вот кстати... Хлеба хочется. Подсушенного. Вкусно. Рена привычно забросила хлеб в тостер и отвела клавишу вниз. Сейчас всё будет. В смысле - по готовности.
- Тебе не сильно за меня достанется? - вздохнула слегка, стараясь сделать так, чтобы это выглядело не так явно. - Ты на дежурство вроде не пошел. Да еще программа эта хренова.
С ее точки зрения, так по головушке уж точно не погладят. Ведь он же опекун, а не любовник. По крайней мере, должен быть.

Отредактировано Irene Fall (2016-09-09 22:01:45)

Оба они… изменились не в лучшую сторону. Рена знала это по себе. Столкнись они просто на улице, Рена никогда не узнала бы того Адама в этом мужчине. Потому и впечатались фотографии в подкорку. Потому и… «Ну да, потому и в постель легла», - хмыкнула иронично. «Прямо-таки не ржавеет детская любовь». Особенно к нарисованному принцу. А принц, как водится, не тот... в смысле совсем не таков (во всяком случае, теперь), каким Рена его представляла.    
И хватит. Хватит уже вспоминать. Они оба слишком похожи, чтобы продолжать жить прошлым, обвиняя друг друга в произошедших ошибках или нелепых смертях. Было как было. Это заклинание обычно выручало и нередко спасало от бед. Рена «проглотила» слова сожаления, коротко, резко кивнув — и тут же пожалела об этом. Потому что с новой силой и с поразительным энтузиазмом куда сильнее закружилась голова. Однако признаваться в этом… Не была бы собой, если бы призналась.  Не умирающая же она, в конце концов… хотя ситуевина радовала не так, чтобы сильно. Один выбор — в сторону ребенка — девчонка уже сделала. А вот как он повлияет на всех остальных?..  
Кажется, становились понятнее и ближе переживания и «загрузы» Савазаки. И следовать собственному совету в стиле «забить и получать удовольствие» вовсе не так просто. А может… Может — это всё беременность влияет. Любой форум открыть — советов воз, вагон и маленькая тележка, и все об одном и том же: беременность меняет, беременность кардинально меняет, беременность перестраивает всё — от образа мысли до режима на каждый день, и ключевой принцип всего, что делаешь в этот период: делай то, что приносит тебе удовольствие, чтобы радовать и себя, и ребенка.
Вроде так. По крайней мере, на тех ресурсах в сети, которые Рена в панике успела пробежать глазами.
- А ты не говори, -  всё ещё опираясь о столешницу ладонями, перевела взгляд на лицо Адама. - Не говори, кто отец. Этим твоим... проверяющим.
«Им-то какая разница, кто отец, ты или кто-то другой?»
Несмотря ни на что, что, не взирая ни на какие «садись», в свою очередь подключилась к процессу накрывания на стол. Правда, делала это со скоростью безногой черепахи, медленно соображая и проворачивая по три раза вопрос о том, что было бы необходимо поставить на стол. Тосты? Вот… да. Тосты. Уже радующие глаз румяной золотистой корочкой. Сок? Пожалуй, что и сок. Но ведь его необходимо из чего-то пить. Поэтому третий рейс, перед тем, как расположиться на стуле окончательно, был целиком и полностью посвящен исключительно стаканам.
- Ну да, - усмехнулась в привычной, циничной манере, опершись локтем о стол и борясь с искушением наброситься на бульон до того, как в него попадет зелень. - Твой прошлый протеже вряд ли имел возможность залететь. 
Рена наконец отдала должное бульону, торопливо прихлебывая несколько ложек и - остановилась, пытаясь проглотить ставшую поперек горла тошноту. Опять. Нет, только не сейчас! Она жрать хочет! И фиг отдаст обед обратно, не дождетесь.  Впрочем, пауза определенно пошла на пользу мыслительному процессу. Девчонка зависла над тарелкой бульона, пережидая, и неожиданно продолжила животрепещущую тему.
- А чего за меня волноваться? Что-то я не припомню, чтобы в твоем контракте был пункт, что я не имею права забеременеть, - проворчала, а точнее, даже «проурчала» вслух и вгрызлась в край тоста, надеясь, что заглушит им долбаную тошноту. - Во встречах с мужиками тоже никто не ограничивал, поэтому — уж извини-те — издержки производства, - похрустывая подсушенным хлебом, продолжила мысль. Может быть, и цинично, но… как говорится, зато правда. Рена всегда говорила то, что думала, этого у нее точно не отнять. Если бы еще при этом научилась думать, что говорить… Опыт и возраст со временем это исправят. Может быть. И может быть даже быстрее, чем кажется на первый взгляд.
Вот черт! Как она будет продолжать работать механиком-то блин теперь? Осознание такой простой и такой очевидной истины заставило мгновенно забыть и про обед, и про тошноту. Рена настороженно замерла и посмотрела на Адама с глубоким выражением вопроса в глазах и столь же глубоким - постепенным - осознанием безвыходности.
- Механиком я больше не смогу работать. Да? - уточнила и расстроенно закрыла ладонью лицо. И пофиг, что должность механика в гараже при полицейском участке ей как бы «не нравилась».   Копаться в двигателях было единственной отдушиной в ее никчемной жизни!  Сам по себе этот факт, конечно же, не был таким страшным. Однако на почве беременности, медленно, но верно превращавшей Рену в нечто, напоминающее нестабильный плазменный разряд... - Твою же мать! - дернула плечами, как всегда, когда глаза «на мокром месте», одновременно прикрывая их ладонью, козырьком. Ровно теперь… Именно теперь показалось, что с жизнью покончено. Во всяком случае, в том виде, в каком была —  с ней точно покончено навсегда.
Если не сможет работать — то… да, таки пойдут нарушения контракта. И да, снова придется что-то решать… А что решать? Если только-только осознала, что с таким трудом налаживаемая жизнь уже совершенно точно и абсолютно не может быть, как раньше. И еще этот ребенок… Которого она, блядь, оставила, потому что не могла поступить иначе!
Рена сожмурилась изо всех, пытаясь удержать себя в руках, но по щекам, помимо воли, скатились крупные слёзы. Нос моментально «распух» (во всяком случае, должен был, если судить по ощущениям), девушка быстро и остервенело стёрла прозрачные, влажные дорожки с лица и, резко отодвинув от стола стул, ретировалась в ванную. В настоящий момент ей было даже совершенно всё равно, что там и в каком месте у нее кружится… Лишь бы Адам не видел, как постыдно она оплакивает руины собственной, такой молодой и уже разрушенной, жизни.
Закрыла дверь на задвижку, включила холодную воду, упершись ладонями по обеим сторонам раковины и пытаясь отдышаться и сладить со спазмами в груди.
- Что смотришь?  - жестко спросила свое отражение, умывая лицо ледяной водой. Стараясь освежить… оно пылало. Слезы полились практически непрерывным потоком, смешиваясь с проточными и на несколько минут Рена чуть-чуть отпустила себя, не в силах даже нормально вздохнуть. - Гребанная неудачница, - выдохнула, высказав всё, что она о себе думает, себе же в лицо, и вышла из ванной не раньше, чем Адам начал проявлять беспокойство о ней. Всё ещё колебалась. Недолго. После резким движением открыла задвижку и распахнула дверь настежь, встречая Адама долгим, затравленным взглядом. Словно загнанный в угол зверек, который не знал — теперь — и не имел ни малейшего представления о том, что ей дальше-то делать с ее жизнью…
Ни слова не говоря, порывисто и крепко обняла вдруг за шею, не иначе как в этот момент раскаиваясь во всем том, что сделала ему плохого… по незнанию или намеренно — это неважно. Соломинка у нее действительно оставалась одна… Это Адам. И Рена, которая до этого момента всегда знала, как поступать со своей жизнью, даже еще и получше других, вдруг спрятала лицо на его груди и выдохнула тихое, рваное, скомканное признание.
- Я не знаю, что делать.
Эта фраза касалась не работы, не беременности, не одного какого-либо взятого аспекта жизни. Она была обо всём «этом» в комплексе. Большом. Сложном. И целиком. Рена не могла бы более красноречиво попросить Адама: «Помоги мне». Потому что… ей тяжело. Безумно тяжело и трудно. Она устала быть сильной и делать вид, что всё ни по чём. В конце концов ей только 19 лет… Ну, двадцать где-то через какой-нибудь месяц, может, меньше, исполнится. Ей страшно, безумно и дико, тревожно и больно. Рена чувствовала себя совершенно потерянно… и подавленно, почти как в первые дни после смерти родителей, когда… была настолько маленькой, что совсем не понимала происходящего. Когда ее жизнь изменилась настолько круто и неожиданно, что ей в одночасье пришлось повзрослеть.

Отредактировано Irene Fall (2016-09-17 22:42:37)

«Именно это читал мне… Про Питера Пена. Ты помнишь?» Сегодня, право, день давнишних воспоминаний у них обоих. Рена буквально вжалась в Адама, впечаталась в него – лицом, руками, телом… Но у этих действий не было сейчас никакого сексуального подтекста.
Вряд ли кто-либо когда-нибудь находил настолько точные слова для описания чужих эмоций... Нет, сэр. А это значит... Это значит, что говоривший сам в какой-то момент времени испытывал нечто подобное хотя бы раз. И это открытие - почти ощущение на уровне ощущений - сотворило поистине чудо, остановив потоки беззвучных рыданий и судорог... Увы, попытка удержать и то, и другое потерпела сокрушительное поражение. Это провал. В который падаешь, падаешь, падаешь, будто в бездонный колодец, падаешь так долго, что в какой-то момент начинает казаться - ты летишь.
Наверное, так действуют или должны действовать две вещи на земле – наркота и обезболивающее, что по сути одно и то же. Сначала липкий страх. Желание получить хоть какую-то поддержку, когда больше совершенно ничего не помогает. Острый и быстрый прокол, ощущение болезненной иглы под кожей, отвратительное ощущение чего-то чужеродного и не-живого внутри себя… внутри! Когда оно должно оставаться снаружи. А потом… Потом забываешь про иглу. Все еще ощущаешь и боль, и страх, и запах… но фокус восприятия словно смещается, и ты уже не ты… Всего лишь наблюдатель превратностей и поворотов жизни.
«Адам, я…» Всё ещё всхлипываешь и ощущаешь буквально, как капли сказанных слов, одно за другим, просачиваются под кожу и растворяются в венах, начав с «Венди». И слишком неожиданно, слишком резко, слишком… «неправильно» начинаешь удивленно чувствовать, что за отчаянием, за страхом, за безнадежностью растет что-то еще… Слепое, потому что ещё не может смотреть ее глазами. Нежное, потому что еще слишком хрупко, чтобы стать правдой. Совсем крохотное, потому что всю жизнь давила в себе это усиленно, не давая даже малой возможности прорасти… А оно, оказывается, всё равно есть. Это странное, это забитое, это похороненное нечто, отдаленно похожее на нормальную человеческую благодарность и тепло. «Адаааааммм!»
Рена панически сожмурилась, все еще активно сопротивляясь самой себе, но негромкий голос Адама неумолимо раскладывал всё по местам, и становилось легче. Понятнее, что ли… Хотя, может, во всем виноват этот запах. За последние полгода так спокойно, как в объятиях Адама, Рене нигде не было… Ведь еще в самую первую, сумбурную ночь она это почувствовала. Ощутила! Чтобы потом сделать выбор сознательно, и сверить ощущения еще раз. И сейчас. Да, за почти полгода проживания под одной крышей они обнимались всего трижды, из них первые два скорее всего не в счет, потому что «в постели». Но и тогда и сейчас… не было объятий более личных, более интимных, более родных и нужных, чем сегодня.
«У меня действительно невыносимый характер», - чуть улыбнулась сквозь слёзы, словно почуяв улыбку в его голосе. Как говорится, это не секрет. Адам был в курсе об этом с того самого момента, как они встретились. И всё равно возился с ней. Вот почему? Ни один человек не станет делать этого исключительно ради удовлетворения собственного эго. Напомнила ему кого-то? Адам, помнится, время от времени вспоминал Эрвина, ну так она – не он. Он и сам это знал, и всегда это подчеркивал.
Ее привычный мир действительно рушился… Точнее, разрушен с того самого дня, как Рена загремела в тюрьму. А потом и переступила порог дома Адама. И с того же самого времени она уперто пыталась вернуть себе прежние стены… Зачем? Кто лучше нее знает, что к прошлому нет возврата? Девчонка забыла про это правило… Забыла из чистого упрямства… или в силу того, что именно те стенки в гараже Блая были ей особенно дороги? Все равно.
«Реконструкция, да?» -чуть шевельнулась в его объятиях, уже почти перестав вымачивать потоками рыданий несчастную, ни в чем не повинную футболку. Если есть силы цепляться за прошлое, кто поверит, что нет сил строить будущее? Столько времени потеряла впустую… С другой стороны… если бы не случилось всего того, что случилось, когда Рене довелось бы всё это осознать?
- Тебе тоже, - проговорила приглушенно, медленно и «со скрипом» принимая Адама в «ближний круг» самых важных людей своей жизни, самых близких и самых родных. Ради которых сама готова бросить всё и наступить на горло собственной гордости, и совершить любой поступок, абсолютно любой, если только сам Адам об этом попросит. Только на этих условиях… Только так, по принципу «ты мне, я тебе» девчонка его «принимала». Адам занимал почетное третье место на пьедестале, сразу после призраков усопших родителей, умудрившись потеснить на этом месте даже Блая.
- Иногда мне кажется, что я тебя ненавижу, - проговорила Рена, шмыгнув носом напоследок еще раз, и разжала наконец свои слишком сильные объятия, давая глоток свежего воздуха им обоим. И добавила сразу, чтобы не передумать. - А иногда - что люблю.
Подняла взгляд – прозрачный от слёз, словно ими очистившийся, ясный, как темный янтарь. И больше никаких бесплодных ссор и ослиного упрямства. Никакого невыносимого характера. Наверное. Потому что исправиться в одночасье все-таки невозможно. Но! Однозначно больше попыток договориться и шагов навстречу с ее стороны. Так или иначе, Рена улыбнулась чуть явственнее и смахнула ненужные остатки влаги ребром указательного пальца с ресниц.
– Я его еще даже не чувствую, - если не считать, конечно, расстройств желудка по утрам, - но что-то, кажется, греет внутри, оттого что он уже есть, - улыбка вышла неуверенной, неуклюжей, смешной. Как и попытка, видимо, чтоб съехать на другую тему, последовавшую на раз-два. – И все равно не представляю. Как скажем Мел, что… Просто раз переспали и на раз получился ребенок? – чуть усмехнулась, повеселее, право, уведя взгляд в сторону. Да, они оба его не планировали, не были к нему готовы, однако… значило ли это, что не хотели? И напрочь забыла о том, что в ванне за ее спиной все еще лилась вода, потому что кран перекрыть – Рена не перекрыла.